Сегодня мы продолжим начатое две недели назад путешествие по местам, где находились самые знаменитые рестораны Петербурга. Я бы сказал, по знаменитым злачным местам. В прошлый раз мы рассказывали вам о ресторанах "Кюба" и "Дюссо". Они располагались на Большой Морской в нынешних домах 11 и 16. А сегодня вместе с Владимиром Васильевичем Герасимовым, автором проекта «По местам знаменитых ресторанов Петербурга», мы пришли на Мойку и остановились у дома 24 по набережной Мойки. Здесь в этом доме находился когда-то не менее знаменитый, чем "Кюба" и "Дюссо", ресторан "Донон".
Виктор Бузинов: Сегодня мы продолжим начатое две недели назад путешествие по местам, где находились самые знаменитые рестораны Петербурга. Я бы сказал, по знаменитым злачным местам. В прошлый раз мы рассказывали вам о ресторанах "Кюба" и "Дюссо". Они располагались на Большой Морской в нынешних домах 11 и 16. А сегодня вместе с Владимиром Васильевичем Герасимовым, автором проекта «По местам знаменитых ресторанов Петербурга», мы пришли на Мойку и остановились у дома 24 по набережной Мойки. Здесь в этом доме находился когда-то не менее знаменитый, чем "Кюба" и "Дюссо", ресторан "Донон".
Владимир Герасимов: У Анны Андреевны Ахматовой есть стихотворение, написанное в 1942 году на Смоленском кладбище. И там есть такие строки: «Вот здесь кончалось всё: обеды у Донона, интриги сочтены, балет, текущий счёт». Так вот, давайте всё-таки вспомним, что же это был за «Донон» и что представляли собой обеды у Донона.
Дом по Мойке 24 в таком классическом стиле, такой безордерный классицизм, хотя вот флигель выходящий прямо на набережную – это новодел. Я помню, как этот домик разобрали до основания, а затем построили новый точно такой же. Но нас то как раз интересует больше двор этого дома, где и помещался ресторан "Донон".
В. Б.: А он проглядывается хорошо, потому, что мы стоим как раз перед входом во двор, перед подворотней.
В. Г.: Здесь где-то ещё, по моему, в конце 20-х годов XIX века или в начале 30-х годов того же столетия открыл небольшую лавочку некий француз по имени Сен Жорж. Вот он прямо в подворотне торговал макаронами и печёным картофелем. Как писал один из историков Петербурга, благодаря хорошему приготовлению этих простых кушаний и благодаря красоте его жены…
В. Б.: Что немаловажно!
В. Г.: Да, дела его быстро пошли в гору. И спустя короткое время Иван Ильич Пушкарёв, автор книги под названием «Описание Санкт-Петербурга» (она была издана в 1839 году) пишет: «Сен Жорж. Его заведение находится по Мойке близ Полицейского моста в самом на дворе домике со вкусом убранным. При доме хороший тенистый сад. Каждый посетитель со знакомыми может занять особую для себя комнату. Сервизы превосходные. Вино отличное. Обыкновенные обеды за 3 и 5 рублей ассигнациями. Летом нигде нельзя отобедать с большим удовольствием как у Жоржа».
И всё это хозяйство с этим вот домиком во дворе, садом... А там ещё во дворе когда-то был пруд, через пруд были перекинуты мостики… Всё это в 1849 году Сен Жорж уступил французу Жану Батисту Донону, который прославил своё заведение. И так прославил, что этот ресторан назывался Дононом, когда самого Донона уже давным-давно не было в живых. От том что представлял "Донон" во 2-й половине XIX века, когда он пользовался наибольшей славой, написал Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.
В. Б.: Он о многих ресторанах писал…
В. Г.: Да, так он был вообще любителем этого дела и знатоком даже. Так вот в книге «Дневник провинциала в Петербурге» он пишет так. Действие одного из эпизодов разыгрывается в такой, я бы сказал, романтической и живописной обстановке. «Было около часу ночи. И Дононовский сад был погружен во тьму. Но киоски ярко светились. И в них громко картавили молодые служители марса и звенели женские голоса. Лакеи-татары как тени бесшумно сновали взад и вперёд по дорожкам. Нагибин (это один из персонажей этой книги) остановился на минуту на балконе ресторана и, взглянув вперёд, сказал: «Совершенно как в 1000 и одной ночи, не правда ли»? Я прошёл побродить по дорожкам и потому не присутствовал в процессе заказа ужина. До слуха моего долетали: «эклевес а ля бордалес, да перчику, перчику чтоб в меру. Дупиля есть? Земляники, братец, оглох что ли? На первый раз три крюшона»».
Для такого жёсткого автора как Щедрин эта картинка выглядит очень даже красивой и живописной. Надо сказать, что вот эти «эклевес а–ля бордалес», то есть раки по бордосски, видимо были любимым блюдом самого Салтыкова-Щедрина. Потому что они, во всяком случае, присутствовали в меню обеда, который здесь у Донона дали Салтыкову-Щедрину его друзья по случаю 35-летия отъезда в Вятскую ссылку. В Вятке, конечно, я думаю, этих раков по бордосски всё-таки наверное не подавали.
Здесь бывала публика самого разного пошиба, хотя ресторан был довольно дорогой. Начиная с великих князей, тех же самых, которые и в "Кюба" тоже заглядывали. 29 декабря каждого года здесь устраивался ежегодный обед петербургской Академии наук. Ну и вот что кушали академики за своими обедами. У меня есть меню одного из таких обедов. С начала закуска - форшмак из лангуста, потом начинается обед. Супы: «Пьер ля Гран», то есть «Пётр Великий», и консоме борщ. Дальше камбала, соус нормандский, седло ягнёнка, донышки артишоков по парижски…
В. Б.: Прекратите эти перечисления! Я ещё не завтракал, у меня очень обильно выделяется слюна.
В. Г.: Пуляры, цыплята, и перепёлки жареные, салат из зелёных огурцов, мороженое, фрукты кофе, спаржа и шарлотка пампадур. Шарлотка, это что-то вроде ромовой бабы. Вот таковое было меню этих самых обедов. В 1910 году «Донон» отметил свой 50-летний юбилей, потому что именно в 1860 году Жан Батист Донон повесил вывеску над своим рестораном.
В. Б.: Ресторан отмечал юбилей, Данона уже давно не было.
В. Г.: Да, Данона давно не было. Хозяином ресторана в это время был французский поданный Карл Карлович Надерман. Так что обеды у «Донона», которые вспоминает Ахматова, это были обеды у Надермана. Надерман как-то скромно спрятался за Дононом.
А потом в 1910 году разыгралась такая петербургская трактирная трагедия. Совершенно ужасная. Хозяйка дома в это время была генеральша Брозовская. Предки её, купцы Калугины, этим домом владели когда ещё Сен Жорж начинал своё дело. И вот такой петербургский ресторатор Альбер Бетан пригляделся к «Донону» и решил его присвоить. «Дононом» тогда владел господин Семеновский-Курило, тоже такой видный деловой человек тогдашнего Петербурга. Под натиском господина Альбера Бетана генеральша Брозовская отказала владельцу ресторана в продлении контракта.
В. Б.: А сад ещё тогда существовал?
В. Г.: Да, сад тогда ещё существовал. И сад, и этот деревянный флигель во дворе с отдельными кабинетами, все эти мостики, всё это тогда ещё было.
В. Б.: Вообще трудно поверить. Глядишь в этот асфальтированный гладенький двор…
В. Г.: Дело кончилось судебным разбирательством. Господин Семеновский-Курило всячески свои права отстаивал. Суд решил так. Конечно, господин Альбер Бетан не имеет права пользовался именем Донона. Потому что господину Семеновскому-Курило то самое имя перешло от предыдущих владельцев по наследству. Но господин Бетан во Франции разыскал какого-то человека по фамилии Донон, который к ресторану никакого отношения не имел. И пригласил его в компаньоны. Ну а раз в числе владельцев ресторана какой-то Данон всё-таки значится, то отказать господину Бетану было невозможно. Но суд тем не менее решил, что конечно, права на настоящий «Донон» принадлежат Семеновскому-Курило. А господину Бетану было дозволено основать товарищество под названием «Павел Донон, Бетан и татары»
В. Б.: Вот таким образом появилось два «Донона». Новый и старый.
В. Г.: Появился в доме на Мойке 24 ресторан «Павел Донон, Бетан и татары», а «Старый Донон» переехал на Благовещенскую площадь, на угол Английской набережной.
Этот самый бывший «Павел Донон, Бетан и татары» просуществовал до 20-х годов прошлого ХХ столетия. То есть при советской уже власти он снова открылся в пору НЭПа. Это был такой любимый ресторан нэпманов.
И вот в последних числах декабря 1922 года здесь, вот в этом дворе, разыгралась довольно драматическая история. Я думаю, что многим известно имя такого легендарного петербургского-петроградского бандита 22-23 годов Лёньки Пантелеева. Вот он вместе со своим подручным Дмитрием Гавриковым забежал погреться к «Донону». Швейцар увидев, что это люди явно не свои, и одеты даже не по нэпмански, а в шинелях и будёновках, к тому же пьяные или полупьяные, запускать их не захотел. Вышел метрдотель, который тоже не признал в них своих людей и стал звонить в милицию.
Поскольку Пантелеев был в бегах, то с милицией ему связываться явно не хотелось. В подворотне, когда он увидел силуэты милиционеров, то спрятались в подвале, в том же самом дворе. Тогдашние «менты» были люди добросовестные. Они обыскали подвал и, вытащили оттуда Пантелеева и Гаврикова, повели их. Но вот здесь в этой подворотне Пантелеев сбил с ног одного милиционера, ударил ногой дворника и побежал в сторону Марсова поля. Но ночь была зимняя, ему в след стреляли. Он был ранен в руку и по кровавым следам на снегу «менты» дошли до Марсова поля, пересекли Марсово поле, но Пантелеев как-то сумел спрятаться в каком-то выступе фасада Пантелеймоновской церкви. А Гаврикова, его подручного, тогда же задержали, сбежать он больше не сумел. Его расстреляли.
В. Б.: В общем, этот ресторан пережил и налёт знаменитого Лёньки Пантелеева. Я немножко хочу продолжить эту историю. Вот здесь напротив нас часть здания Министерства иностранных дел, как раз углом выходящее на площадь Гвардейского штаба. В угловых комнатах, как нос корабля, в 50-х годах ХХ века находились экспонаты музея милиции. И вот в одной из этих угловых комнат в банке находилась голова Лёньки Пантелеева. Вот уж стечение обстоятельств… Сколько историй связано с этим знаменитым питерским рестораном «Донон»!
Мы завтра продолжим наше путешествие, как я уже несколько с улыбкой сказал «по знаменитым злачным местам Петербурга». И наш рассказ будет о ресторане «Медведь», который находится здесь по соседству. Мы поведём правда уже репортаж с Большой Конюшенной. А на сегодня всё. Виктор Бузинов. Прогулки по Петербургу.
