Виктор Бузинов: Конечно же, площадь Островского хорошо знакома каждому петербуржцу. Знакома памятником Екатерины в Екатерининском сквере, Публичной библиотекой, зданием Пушкинского, бывшего Александринского, театра, всевозможными россиевскими постройками, в частности двумя шикарными павильонами Росси. Наверное, мало кто обращает внимание на то, что площадь эта таит в себе и иную архитектуру. Здесь есть и модерн, здесь есть и так называемый русский стиль, здесь есть эклектика. Вот сегодня о том как застраивалась эта площадь и каким образом все мною названные здания разных стилей могли вписаться в этот ансамбль и пойдёт речь архитектора, историка архитектуры Валерия Григорьевича Исаченко.
Валерий Исаченко: Перед нами не один ансамбль, а ансамблевая система, задуманная Росси и не до конца осуществлённая. Система эта включала в себя всё пространство между Фонтанкой и Садовой с одной стороны и Невским проспектом и улицей Ломоносова с другой. Система была спроектирована таким образом, чтобы связать эту часть города с её торговым центром на Садовой и с Фонтанкой. То есть Росси сразу проектировал большой фрагмент городской среды. Это самое главное. Не всё было осуществлено, кроме того что вы назвали: театр, улица Росси и так далее.
Последователи его или не поняли, или не захотели понять существа его замысла. То есть были задуманы три арки на площади Ломоносова, хотя на самом деле их две. Если бы была осуществлена трёхарочная композиция, то мы имели бы достойный выход на улицу Ломоносова и торговый центр.
Дом на углу Фонтанки и площади Ломоносова - эклектичная постройка, хотя на самом деле здесь могла бы продолжаться мелодия россиевского здания, которая идёт по улице Росси. Вот эта система, о которой мы говорим, была непосредственно связана с Манежной площадью и Малой Садовой улицей.
Павильон, который мы видим сейчас за нами… Карл Иванович Росси начинал работу над реконструкцией Аничковой усадьбы. На месте театра был театр Казасси, построенный Бренной в начале XIX века. Задача заключалась в том, чтобы связать ансамбль Аничковой усадьбы с этой площадью. Эту функцию выполняют два павильона Росси.
Хочу обратить внимание горожан на монументальную скульптуру в историческом центре города. Главный здесь элемент, казалось бы, памятник Екатерине II. 1873 год, художник, а не скульптор, Микешин с целой группой сотрудников (Опекушин, Шретер и так далее). Вот давайте трезво рассудим, нужен ли здесь такой мощный крупный акцент, когда уже у Росси квадрига Аполлона сделана великолепными скульпторами Пименовым и Демут-Малиновским?
Эти скульпторы здесь работали много. Начинали они ещё в павильонах Аничкова дворца (скульптуры воинов). Напротив – Публичная библиотека, скульптуры этих же мастеров, изображающие философов античности. Это уже сильный акцент.
И что получается. Через 40 лет перед монументальным зданием театра, имеющим скульптуру крупного масштаба сочной пластики, появляется памятник. О котором много говорили и писали. Мы к нему привыкли. Вообще, человеку свойственно ко всему привыкать и он не задумывается хорошо это или плохо.
Вот мнение Мусоргского, хорошего знатока архитектуры: «Микешинская сонетка». Сонетка – настольный колокольчик. То есть Мусоргский подчеркнул этим то, что монументальности настоящей в нём нет. Вот эти воины – они монументальны, хотя они гораздо меньше и не претендуют на какое-то величие. У Микешина этого нет, но есть помпезность, которая выражала формулу того времени. Формулу графа Уварова: самодержавие, православие и народность.
В. Б.: Но мы очень привыкли к этому памятнику, и если бы после революции по предложению некоторых деятелей искусств город бы лишился этого памятника, то мы естественно вспоминали бы об этом как о некоем акте вандализма.
В. И.: Да. Здесь разговор о понимании монументальной скульптуры в городе. Вот обратите внимание. Самая настоящая монументальная вещь здесь какая? Скромные статуи воинов, сделанные с полным пониманием масштаба роли скульптуры в городском пространстве. А напротив – Елисеевский магазин. Выдающийся памятник модерна, но посмотрите насколько там менее органична крупная скульптура, фигура Меркурия. Разное понимание скульпторы. То что было во времена Росси, было утрачено его потомками. И архитекторами и скульпторами.
Теперь ансамбль Манежной площади. Ведь это тоже произведение Росси, хотя и искажённое неоднократно, переделанное. Но три здания сохранились и одно из них – портик Росси в перспективе Малой Садовой. Он как раз отвечает фасаду Александринского театра. И вот здесь уже мы видим явный диссонанс. В чём? Перенасыщенность городской среды. Малая Садовая – маленькая улица. Зачем так много всего? Со мной могут не согласится, но я считаю – много всего. И ёлки там есть!
В. Б.: Но это вы уже о сегодняшней Малой Садовой говорите…
В. И.: Да, но я хочу сказать, что одно здание закрыто памятником, а другое тоже будет закрыто памятником Шувалову, который планирует поставить Церетели. Нужен ли он здесь? Зачем насыщать среду таким количеством скульптуры, когда она уже есть тут?
То есть Росси мы восторгаемся. Говорим громкие слова. Но мы его ещё недооценили. Это наверное едва ли не единственный архитектор, который мыслил такими масштабами. Фактически, это главный архитектор нашего города.
Мы стоим у здания Октябрьской железной дороги (дом №2). 1912-1914 годы, неоклассицизм. Уже последнее звено архитектуры Петербурга перед революцией. Фасад интересен сам по себе. Но опять же, по отношению к ансамблю Росси он тяжеловат и грузноват. Как и вся архитектура того времени.
Здесь я бы хотел воспользоваться случаем и рассказать о замечательном человеке, чья жизнь и биография связаны с этим зданием. Авторов у него дворе – это гражданский инженер Гречанников и Иван Васильевич Экскузович. Вот об этом человеке мне хотелось бы рассказать поподробнее. Это был сын сербского офицера, участника русско-турецкой войны. Он родился в России, кончил институт гражданских инженеров, как и Гречанников. Но у него появилась вторая профессия. Он был крупнейшим знатоком в России и СССР всего архитектурного и инженерного организма театральных зданий и всей театральной жизни. То есть знатоком оперы, и драмы, и т. д. и т. п. Этот человек был хорошо известен. Его заслугой в годы гражданской войны была помощь тому, чтобы театральная жизнь в Советской республике продолжалась и весьма успешно. Он был другом Шаляпина. Вот рядом с нами дом, где находится театральный музей. В театральном музее его портрет работы Головина знаменитого театрального художника. Так что Экскузович – очень крупная театральная фигура. Он здесь сделал фасад.
Вы наверное помните, совсем недавно, ещё год назад, здесь была большая щель между двумя зданиями. И щель эта меня лично всегда раздражала. И вот недавно появилась архитектурная вставка - очень интересная и выразительная. Эта вставка вызвала самые разнообразные оценки, которые, честного говоря, для меня были оскорбительны. Я, честно признаюсь, был обижен за талантливого архитектора Сергея Павловича Шмакова, который сделал эту вставку. Ведь задача у него была очень сложная. Ему нужно было создать связующее звено между классицизмом Росси и неоклассикой начала ХХ века. На мой взгляд, ему это удалось. Понимаете, здесь много говорили о том, что как всё было хорошо, и вот появилась эта вставка, и между модерном и Росси всё стало нарушено. Я несколько раз приходил домой, посмотрев на эту вставку. Брал бумагу и садился рисовать сам. Много, много рисовал, и у меня рука невольно выводила те же линии.
В. Б.: То есть, это пример того, как тактично вошло нынешнее время в создание прошлой эпохи. Что касается северного крыла площади. Ведь там же здания, наименее попадающие в её ритм, в её ауру.
В. И.: Там русское музыкальное общество – первое здание от нас сюда, это дом 9. Архитектор Винтергальт. Умеренная хорошая эклектика. Я не сказал бы, что это диссонанс, в отличие от скажем некоторых других построек. Рядом русское кредитное общество. Это всё 1870-е годы. Эти три дома характеризуют определённое направление эклектики. И, наконец, третий корпус Публичной библиотеки, примыкающий к Росси. Очень солидное здание, построенное на рубеже веков архитектором Воротиловым.
В. Б.: А что касается дома, выходящего на площадь Островского, выполненного в русском стиле? На него все обращают внимание.
В. И.: Дом это очень характерен для того времени. О русском стиле нам, думаю, надо будет отдельную передачу сделать. Этот стиль развивался одновременно с развитием музыкальной культуры. Это «Могучая кучка» прежде всего. Насколько были выше достижения русской музыки, действующей в том же стиле! Если музыка шагнула в ХХ век, тут мы имеем мировое явление, то архитектура русского стиля осталась эпизодом своего времени. Потому что за основу были взяты не принципиальные соображения, а чисто внешние элементы. Чисто внешние элементы, скорее ярославского, московского, костромского зодчества. Более-менее успешно применённые здесь и в других зданиях. Здесь, конечно, должно было быть что то совсем другое.
В. Б.: Кому то даже нравится…
В. И.: Кому то нравится, но я это всё говорю, чтобы не призвать снять с учёта. Он находится под охраной государства и пусть находится.
Я должен напомнить ещё об одном интересном проекте, который был разработан архитектором Щуко в 1928 году. Мне очень нравится этот замысел. По этому замыслу вся вот эта территория: переулок Крылова, Садовая и Невский, должна была принадлежать Публичной библиотеке. Было предусмотрено её расширение и придание какого-то общего характера застройки. То есть все эти здания должны были перейти «публичке» и быть реконструированы в стиле Росси. К сожалению, этот проект осуществлён не был.
В. Б.: Что же, мы сегодня попытались несколько иным взглядом посмотреть на площадь Островского. Хотя, конечно, она всё равно великолепна. И гений Росси царствует над ней. А всё остальное вторично, отодвинуто как бы на второй план и прячется по углам.
То, о чём рассказывал нам сегодня архитектор и историк архитектуры Валерий Григорьевич Исаченко, может быть поможет лучше понять сложный организм нашего города, сочетания его многоплановой архитектуры, весьма различной по стилю. Виктор Бузинов. Прогулки по Петербургу.
