Полторы недели назад, когда вместе с большим знатоком нашего города и старым жителем Коломны Владимиром Васильевичем Герасимовым мы гуляли по коломенской набережной Крюкова канала, то обещали вам в следующий раз уже отсюда с канала свернуть в улочки старой Коломны. В данном случае у нас намечалась прогулка по улице Союза Печатников. Но вот оказалось, что мы еще не исчерпали наш рассказ об этой набережной.
Виктор Бузинов: Полторы недели назад, когда вместе с большим знатоком нашего города и старым жителем Коломны Владимиром Васильевичем Герасимовым мы гуляли по коломенской набережной Крюкова канала, то обещали вам в следующий раз уже отсюда с канала свернуть в улочки старой Коломны. В данном случае у нас намечалась прогулка по улице Союза Печатников. Но вот оказалось, что мы еще не исчерпали наш рассказ об этой набережной.
Владимир Герасимов: Мы остановились как бы у истока улицы Союза Печатников (бывшей Торговой) на набережной канала у Торгового мостика. Этот мост – один из целой серии мостов, который в 80-е годы XVIII века при Екатерине II был перекинут через канал тогда Никольский, ныне Крюков…
В.Б.: …у самого Мариинского театра
В.Г.: … да, об этом мы уже говорили – что эта часть канала называлась Никольским каналом. Мосты были одинаковые, так же, как и семь мостов через Фонтанку. Но в отличие от мостов через Фонтанку мосты через этот канал не были разводными, не были подъемными.
В.Б.: А как же проходили здесь суда?
В.Г.: А судоходство все же оставалось! Судоходство было устроено так: настил этих мостов был деревянным, и как раз по середине моста оставлялась довольно широкая щель, на которую сверху клали доску, тоже довольно широкую. И когда какая-нибудь барка с мачтой подходила к мосту, то уж я не знаю кто – шкипер, наверное…
В.Б.: …как вагоновожатый выходил для того, чтобы перевести стрелку.
В.Г.: Так вот шкипер вылезал, вынимал эту доску, судно проходило мачтой своей через эту щель, а потом доску клали на место.
В.Б.: Удивительно.
В.Г.: Здесь в общем-то не особенно поманеврируешь в этом узком канале. Так вот я помню: много лет назад я просто ахнул, когда увидел на одной из картин замечательного художника Бенеджамена Патерсена (родом шведа), создавшего прекрасные совершенно виды Петербурга конца XVIII – начала XIX века. На этой картине был изображен самый натуральный бурлак, который по этому каналу тащил барку. С лямкой широкой на груди…
В.Б.: Бурлаки на Никольском!
В.Г.: Да, все мы, конечно, знаем картину Репина «Бурлаки на Волге», но, знаете, бурлаки на Крюковом канале – это все-таки довольно трудно себе представить.
Торговый мост получил свое название, конечно, от Торговой улицы. А вот Торговая улица (Союза Печатников) – она не сразу стала так называться, потому что когда проектировался план Коломны – еще при императрице Анне Иоанновне – то в 1739 году эта улица получила название Большой Матросской. Дело в том, что места эти (Коломна) тогда вообще назывались некоторое время Новыми Адмиралтейскими местами, вот поэтому улицу назвали Матросской. Но потом сама судьба, сама история распорядилась так, что матросы здесь не селились. А название «Торговая» она получила от Литовского рынка, который при Екатерине II был построен как раз вот здесь – между Торговой и Офицерской (нынешней улицей Декабристов). От этого рынка, хотя он был построен по проекту гениального зодчего Кваренги, осталась только средняя часть – маленький такой домик, стоящий немного в стороне.
В.Б.: Да, напоминание.
В.Г.: Это был рынок именно вот этой части, поэтому, когда иногда пишут о том, что это был частный рынок, потому что там была частная торговля – это, конечно, неточность. Потому что какая же еще могла быть в Петербурге торговля, кроме частной? Это был рынок вот этой 4-й Адмиралтейской (впоследствии Коломенской) части.
Академик Георги в книге своей, на которую я много раз ссылался и еще буду ссылаться, пишет как раз об этом месте: «Небольшой частный рынок, в коем больше шестидесяти лавок для съестных припасов, по левой стороне Никольского канала, подле Тюремного замка, оконченный в 1789 году. Вместо кладовых, обыкновенно над лавками бывающих, находятся под оными погреба со сводами».
На этом рынке в первые годы после его постройки очень любил бывать блестящий вельможа – обер-шталмейстер Двора Ее Величества Лев Александрович Нарышкин, у которого здесь был дом неподалеку. Так вот его близкий приятель Гаврила Романович Державин, вспоминая о Нарышкине, пишет так: «Он всякий почти день прохаживался пешком и по большей части в толкучем рынке, перебивая с чернью всякую всячину и покупая всякий вздор что попадется на рубль, который ему всякий день определен».
Рынок сгорел окончательно в 1920 году (он и в XIX веке горел не раз). И вот тогда от него оставили эту среднюю часть, а все остальное разобрали. Причем не сразу, конечно. Надо себе представить этот кусок набережной Крюкова канала в 20-е годы, когда вот здесь были руины обгорелые Литовского рынка, а по другую сторону улицы Декабристов - тоже руины обгорелые Литовского тюремного замка.
В.Б.: Он сгорел в революцию еще Февральскую.
В.Г.: В Февральскую 17-го года, но руины не сразу разобрали, потому что представьте себе: длинная полоса руин.
Ну а потом… Мы в прошлый раз уже с вами говорили об этом доме – номер семь, угловом доме, который выходит на Крюков канал и на Союза Печатников (т.е. Торговую), о том, что здесь в пушкинское время жили знаменитые петербургские актеры – Самойлова, Байберхова… Но этот дом – нынешний – построен в 70-е уже годы XIX века. Видимо, в нижних частях использованы стены старого строения.
И коль скоро мы уже говорили о том, что Коломна буквально битком набита знаменитостями из литературной, художественной, музыкальной областей нашей культуры… Так вот когда этот дом уже приобрел нынешний вид, в нем жил Леопольд Семенович Ауэр. Что это за человек? Солист Его Величества и Заслуженный профессор Консерватории. Не просто профессор, а Заслуженный профессор. Это был скрипач-виртуоз, великолепный музыкант, очень ценимый композиторами-современниками. Ему Чайковский посвятил Меланхолическую серенаду для скрипки с оркестром, ему свои скрипичные концерты посвятили Глазунов и Танеев. Вообще он считается основателем петербургской школы игры на скрипке – была такая школа. Притом если вы сейчас даже по телевизору увидите какой-нибудь скрипичный концерт, то обратите внимание как скрипач держит правую руку со смычком – с высоко поднятым локтем. Так вот высоко поднятый локоть – это как раз находка Ауэра. Кроме того, все скрипачи до сих пор неукоснительно следуют открытому им приему: какими пальцами держать смычок. Это все технические усовершенствования, но ведь от этого музыка выигрывает! Ну и кроме того он был великолепный педагог, учивший крупнейших скрипачей 20-го столетия. Он - учитель Яши Хейфеца, Миши Эльмана…
В.Б.: Это все петербургская школа?
В.Г.: Петербургская школа. Более того, он еще учитель Мирона Полякина, но Мирон Полякин потом переехал в Москву. Так вот Мирон Полякин – это учитель Давида Ойстраха. Действительно, весь XX век в отношении игры на скрипке, скрипичного мастерства – это все прошло под покровительством Ауэра, жившего в этом доме.
В.Б.: Но он здесь жил, видимо, неслучайно – это рядом с Мариинским театром и с Консерваторией.
В.Г.: В Мариинском театре он был дирижером балета, солистом оркестра... Люди, имевшие отношение к музыке очень охотно именно здесь и селились.
В.Б.: Какие это годы были?
В.Г.: Ауэр здесь жил в 1900-м году, потом немного позже переехал, но здесь же, в Коломне – в дом на углу Офицерской и Английского проспекта. Там же, кстати, некоторое время жил Игорь Федорович Стравинский. Коломна настолько переполнена гениальными именами, что по дому на каждого не хватало - они иногда собирались под одной крышей по нескольку в разное время.
В 18-м году Ауэр снова переехал, но уже весьма далече… Он вообще-то не был россиянином по рождению, он родился в Австро-Венгрии… А в 30-м году умер в Дрездене. Здесь ему, видимо, после 17-го года делать было уже нечего.
Скажу еще несколько слов о самом доме. Построил его, а точнее перестроил-надстроил и придал нынешний фасад архитектор Канилле. Архитектор малоизвестный, да в общем-то и дом, кроме имен, которые с ним связаны, кроме его жильцов, не очень заслуживает, чтобы стать известным. Эклектика, причем эклектика не талантливая, очень сухого рисунка эркеры, но на лучковом фронтоне – двое путти и на картуше буква «Ф». Я думаю, что это инициал хозяина этого дома, когда тот перестраивался, Феликса Оношковича-Яцыны - вот такая звучная польская фамилия. Потом его сын Иосиф владел этим домом.
Что о нем можно сказать? Служил в Сенате, действительный статский советник, потом, по-моему, даже до тайного дослужился. Но из этой семьи – я до сих пор еще не разобрался – из Оношкович-Яцына постоянно мелькает в списках русских поэтов-переводчиков. То ли Ада Оношкович-Яцына, то ли Иосиф Оношкович-Яцына – кто-то из них в России переводчиком поэзии Киплинга. А поэзия Киплинга для перевода чрезвычайно трудна. Правда этот или эта Оношкович-Яцына какого-то особенного поэтического гения не обнаружили, но, думаю, многие из нас и, в частности, люди нашего с вами поколения, помнят знаменитое стихотворение «Пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог…». Честно говоря, это перевести, наверное, невозможно, а перевод слабый, потому что у Киплинга все-таки не «пыль-пыль-пыль» - что-то такое неосязаемое, а «бутс-бутс-бутс» - т.е. «сапоги-сапоги-сапоги», что и звучит лучше, а кроме того, и картины, и смысла в этом больше. Действительно сразу представляешь себе марширующую солдатскую колонну. Во всяком случае тот, кто написал эту «пыль, пыль, пыль, пыль», как-то связан с этой семьей и с этим домом.
В.Б.: Да, удивительным образом.
Мы, наверное, завтра все-таки свернем с канала в улицы Коломны, и у нас речь пойдет о доме 3 и доме 4 по улице Союза Печатников. Ну а на сегодня все, я хочу еще раз напомнить, что серию прогулок по Коломне мы совершаем по проекту Владимира Васильевича Герасимова. Виктор Бузинов, Прогулки по Петербургу.
Расшифровка: Сергей Кочетков.
