Дом Энгельгардта

Невский проспект 30. Этот дом хорошо известен петербуржцам как здание, где располагается Малый зал филармонии. Здесь же сегодня находится и наземный вестибюль станции «Невский проспект», выход на канал Грибоедова. Дом этот, предположительно, первоначально был построен Франческо Бартоломео Растрелли в царствование Елизаветы Петровны. Но затем он был перестроен архитектором Жако и сохранил тот вид, который придал ему Жако до сегодняшних дней.


Виктор Бузинов: Невский проспект 30. Этот дом хорошо известен петербуржцам как здание, где располагается Малый зал филармонии. Здесь же сегодня находится и наземный вестибюль станции «Невский проспект», выход на канал Грибоедова. Дом этот, предположительно, первоначально был построен Франческо Бартоломео Растрелли в царствование Елизаветы Петровны. Но затем он был перестроен архитектором Жако и сохранил тот вид, который придал ему Жако до сегодняшних дней.

Конечно же, все знают его как дом Энгельгардта, где устраивались в XIX веке музыкальные вечера, балы, маскарады. А сегодня мы пришли сюда вместе с Владимиром Васильевичем Герасимовым для того, чтобы рассказать о том, о чём, в общем-то, не прочтёте в путеводителях по Петербургу.

Владимир Герасимов: Прежде всего, я хотел бы сказать несколько слов о владельцах этого дома до Энгельгардта. Строился дом для генерал-фельдцейхмейстера Александра Вильбоа. Имени этого вы не найдёте в Большой Советской Энциклопедии, ни даже в энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Что довольно странно, потому что, по моему, это был вполне достойный русский военный деятель. Звали его по имени отчеству Александр Никитич. Родился он в России. Отец его был офицером российского флота. Генерал-фельдцейхмейстер – это очень высокий пост. Это пост равный генерал-фельдмаршалу и генерал-адмиралу. Один из самых высоких военных чинов.

Невский проспект у Екатерининского канала

Потом некоторое время им владел тоже очень заметный в своё время, очень достойный человек генерал-фельдмаршал генерал-губернатор Петербурга князь Александр Михайлович Голицын. Вообще, это был человек, которого можно было бы назвать просвещённым вельможей, если бы у него хватало одного качества, без которого вельможу представить невозможно. Он не был особенно богат. Вот этот самый дом на Невском проспекте, бывший дом Вильбоа, это было всё его состояние, всё его имущество.

А потом домом владел богатейший откупщик, много богаче предыдущих владельцев, некто Кусовников. Человек известный своими всякими эксцентричными выходками, мы не будем на них останавливаться. Выдавая свою дочь Ольгу замуж за гвардейского полковника Василия Васильевича Энгельгардта, он дал в приданное этот самый дом.

Энгельгардт, хозяин этого дома, затеял его перестройку. Архитектор Жако в очень короткое время этот дом перестроил. В 1829 году, как нынче выражаются, он был расселён, а в феврале 1830 года он уже открыл свои двери для многочисленных посетителей.

Князь Пётр Андреевич Вяземский пишет об Энгельгардте в своих записных книжках: «Расточительный богач, не пренебрегающий весельями жизни, крупный игрок, впрочем, кажется, больше проигравший, чем выигравший, построитель в Петербурге дома, сбивающего немножко на парижский Паре-Рояль со своими публичными увеселениями, кофейнями, ресторанами. Построение этого дома было событием в общественной жизни столицы».

Панорама Невского проспекта

Пушкин очень любил Энгельгардта за то, что он охотно играл в карты и за то, что очень удачно играл словами. Любители русской поэзии, конечно, помнят послание Пушкина к Энгельгарду 1819 года. То самое, которое начинается словами: «Я ускользнул от эскулапа, худой, обритый - но живой. Его мучительные лапы не тяготеют надо мной». И так далее… Так что, стать адресатом такого послания, пушкинского послания – по моему, это тоже означает оставить своё имя навеки в русской истории.

В газетах этот самый дом аттестовался как «храм вкуса, храм великолепия и всё что выдумала роскошь, всё что изобрела утончённость – соединено здесь. Тысячи свечей горят в богатых бронзовых люстрах, отражаются в зеркалах, в мраморе, в паркетах».

Я всё-таки позволю себе добавить небольшую ложечку дёгтя в бочку мёда пушкинского Петербурга. У Энгельгардта кроме залов, концертов, увеселения и маскарадов здесь была ещё гостиница и ресторация. Так вот газета «Северная пчела» в 1833 году все эти заведения Энгельгардта описывает так: «Гостиница помещалась в верхних двух этажах – третьем и четвёртом»…

В. Б.: Над вазами.

В. Г.: Да. «За две комнаты окнами на улицу с тёмной переднею в коридоре третьего яруса платят в месяц 260 рублей. За постельное бельё 10 рублей. За сохранение экипажа 40 рублей. Что составляет в год 3720 рублей. Цена необыкновенная. В Париже вы можете иметь за 5 рублей в сутки две прекрасные комнаты с постелью, полотенцами, перинами, меняемыми ежедневно, с прислугою, освещением и отопкою, с тою разницей, что в Париже вы никогда не услышите от служителей гостиницы лаконического ответа «нет дров» когда прикажете затопить камин, или «некогда» когда потребуете прислугу».

Так что вот, как видите, преснопамятный пресловутый советский сервис на самом деле, оказывается, имел очень глубокие корни в этой стране.

А дальше «Северная пчела» пишет: «Некоторым нравятся кушания в ресторации сей гостиницы. Это классическая трактирная французская кухня. Но, я романтик во всём, не могу согласиться на это. Ибо ненавижу единообразие и бессветную правильность. Суп, все соусы, все зелени и даже жаркое имеют один вкус сухого бульона. Все житины и припасы возведены в нём, они заглушают всякий запах, всякий вкус мяса и зелени. Только по цвету кушания надобно догадываться, что на нескольких блюдах вам подают не одно и тоже».

Я думаю, что Энгельгардт, если сейчас его поднять бы из гроба, то он мог бы рекламировать кубики «Галина Бланка» по телевидению.

В. Б.: Но вместе с тем, Владимир Васильевич, на балах выставлялись угощения из другой кухни…

В. Г.: Не знаю, не знаю, не могу сказать. Ну а у Пушкина с Энгельгардтом завязались в 1833 году помимо прежних дружеских отношений ещё и новые, несколько щекотливые. Потому что осенью 1833 года из Варшавы приехал в Петербург Лев Сергеевич, младший брат поэта. И поселился он, почему то, не у родителей, а снял лучший номер у Энгельгардта. Жил здесь пол года, не платил. В конце концов, родители и Александр Сергеевич кое как его у Энгельгардта выкупили. Лев Сергеевич задолжал там 1330 рублей.

Пушкин выдал вексель на эту сумму. Наличных денег у него в последние годы жизни почти никогда не бывало. Вексель был выдан сроком на год. Но даже за этот год Пушкин расплатиться не успел. Потом, после смерти поэта, Энгельгардту долг был возвращён опекой.

Ресторацию Энгельгардта Пушкин, я думаю, всё-таки не посещал. Да и, наверно, Энгельгардт его в свою ресторацию никогда не зазывал, ибо знал ей цену.

Это не значит, что Пушкин избегал этого дома. Иван Сергеевич Тургенев, вспоминая свои молодые годы, пишет: «Пушкина мне удалось видеть всего ещё один раз за несколько дней до его смерти на утреннем концерте в зале Энгельгардта. Он стоял у двери, опираясь на косяк, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом. Помню его смуглое небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых крупных зубов, висящие бакенбарды, тёмные желчные глаза под высоким лбом почти без бровей и кудрявые волосы. Он и на меня бросил беглый взор. Бесцеремонное внимание, с которым я уставился на него, произвело, должно быть, на него впечатление неприятное. Он словно с досадой повёл плечом. Он вообще казался не в духе и отошёл в сторону».

В. Б.: Эта цитата достаточно часто приводится, когда речь идёт о последних днях Пушкина.

В. Г.: Да. Надо сказать, что это всё-таки не рядовой мемуарист писал, а наш знаменитый писатель. И действительно, картинка очень впечатляющая, очень яркая.

А потом дом опять стал переходить из рук в руки. Владел им Учётно-ссудный банк и музыка там перестала звучать. Но если посмотреть на фотографии начала ХХ столетия, то видно, что кое какие заведения, имеющие отношение в буквальном смысле слова к сладкой жизни петербургского общества, здесь всё-таки помещались. Здесь находился, как раз там, где сейчас вход в метро, фирменный магазин Жоржа Бормана. Крупнейшего в России шоколадного фабриканта. Был ещё кондитерский магазин Рабона.

В. Б.: Книжная лавка всё-таки здесь где-то была ещё…

В. Г.: Книжная лавка была у Слёнина. У одного из самых интеллигентных, самых просвещённых книготорговцев пушкинской поры. Кроме того, здесь находился ещё один магазин. Вы, Виктор Михайлович, любите поминать время от времени забавного трогательного поэта Николая Агнивцева. И вот у Агнивцева в одном стихотворении в книжке «Блистательный Санкт-Петербург» есть такие строки.

Букет от Эйлерса давно уже засох!..
И для меня теперь в рыдающем изгнаньи
В засушенном цветке дрожит последний вздох
Санкт-Петербургских дней, растаявших в тумане!

Букет от Эйлерса! Вы слышите мотив
Двух этих слов, увы, так отзвеневших скоро?
Букет от Эйлерса, того, что супротив
Многоколонного Казанского собора!..

Так вот, Эйлерс – это был петербургский немец, цветовод и торговец живыми цветами. У него было в Петербурге пять цветочных магазинов. Один из них как раз находится в этом самом доме по Невскому проспекту 30. Так что вот вздохнём вместе с Агнивцевым по этим золотым дням Петербурга и будем надеяться. Что они ещё вернутся в полном объёме.

Дом Энгельгардта

В. Б.: В 1948 году в этот дом вернулась музыка. Это год, когда сюда въехал Малый зал филармонии. Наверное, это очень важное для этого дома событие.

Вы знаете, Владимир Васильевич, я помню этот дом ещё с 1944 года. Он был слегка прикрыт фанерой со стороны Невского. Это была гигантская развалина. Сюда попала, видимо, очень большая фугасная бомба. Но надо сказать, что он был и восстановлен одним из первых здесь, на Невском проспекте. А может быть и вообще в нашем городе.

В. Г.: Я хотел бы ещё к этому добавить, что надо отдать должное ленинградским реставраторам и строителям, которые очень быстро восстановили то, что было во время войны разрушено. Практически ведь не было в городе ни одного дома, на фасадах которого не осталось бы следов войны. Но вот как писал один иностранный журналист, приехавший в Ленинград, году этак в 1948 или 1949. Он ходил по улицам и сам себя спрашивал: «а где- же следы войны?»

В. Б.: На невском их уже не было в 1949 году, вне всяких сомнений. Остаётся попрощаться на короткое время с этим домом, потому что на Невский проспект мы приходим всё-таки достаточно часто. И сказать, что в сегодняшней передаче принимал участие Владимир Васильевич Герасимов. Виктор Бузинов. Прогулки по Петербургу.

Александр Чернега
Член правления санкт-петербургского союза краеведов,
автор сайта "Прогулки по Петербургу"