Дачное

Сегодня мы продолжим серию прогулок по окраинам – спальным районам Петербурга. Речь у нас пойдет о Дачном. У этого района имеются как бы три, а может быть, даже большее количество ипостасей. Здесь был, действительно, когда-то дачный район, вполне соответствующий названию местности, здесь когда-то находилась заводская окраина Петербурга, а во время войны этот район примыкал непосредственно к передовой линии фронта.

Виктор Бузинов: Сегодня мы продолжим серию прогулок по окраинам – спальным районам Петербурга. Речь у нас пойдет о Дачном. У этого района имеются как бы три, а может быть, даже большее количество ипостасей. Здесь был, действительно, когда-то дачный район, вполне соответствующий названию местности, здесь когда-то находилась заводская окраина Петербурга, а во время войны этот район примыкал непосредственно к передовой линии фронта.

Ну, мы как раз и расположились с Наталией Перевезенцевой, которая, собственно, и ведет эту серию прогулок. Вот, по соседству со зданием больницы Фореля, зданием, разрушенным во время войны – здесь находился командный пункт армии и он подвергался чрезвычайно массированным артобстрелам немцев, в общем, мы расположились на территории больницы Фореля, которая уже после войны была застроена домами Кировского городка.

Наталия Перевезенцева: Сначала давайте определимся, как всегда, с границами.

В. Б.: Ну, границы здесь, по-моему, ясны: между Ульянкой и между Автово.

Н. П.: Не просто между Ульянкой, а между Дачным проспектом, рекой Красненькой, проспектом Стачек и Балтийской железной дорогой. Конечно, район Дачного достаточно четко обозначен. Ну, и конечно, конечно, Дачное связано с Петербургской дорогой. Но связано немножко по-другому, чем более дальние части, т.е. Ульянка, Сосновая Поляна. В Дачном тоже были старинные усадьбы, здесь тоже были парковые затеи, но это же место быстрее и пострадало, потому что город наступал сюда быстрее и поэтому все эти дачи, о которых мы можем читать, скажем, у Пыляева, они исчезали первыми. Можно вспомнить, что на месте пересечения Дачного и Ленинского проспектов когда-то была знаменитая дача Брюса. Но, кстати, парк дачи Брюса с прудом и островками, он по-прежнему охраняется…

В. Б.: Какого Брюса? Градоначальника?

Н. П.: Якова Брюса, московского градоначальника. Парк в 1730-е годы был распланирован, в XVIII веке, во второй половине перепланирован, но сейчас от него остался только парк с островком. Вот у Пыляева можно найти описание дома, который там стоял, хотя историки, кстати, как ни странно, очень подозрительно относятся к сведениям, сообщаемым Пыляевым. Они говорят, что документально во многом не подтверждаются… Но вы знаете, я всегда думала, что Пыляев ведь гораздо ближе нас к тем событиям, о которых он рассказывает.

В. Б.: И поэтому он очень часто не пользовался архивными материалами, пользовался свидетельствами…

Н. П.: Рассказами, конечно же… Пыляев пишет, что стоял великолепный загородный дом бывшего главнокомандующего в Москве Якова Брюса. Дом был деревянный, с бельведером, к нему примыкал большой английский сад с беседками, каналами, с прудом, островками и на пруду стояла роскошнейшая помпейская баня. И еще об одной даче сообщает нам Пыляев – это дача, которая была уже ближе к окраине Дачного, к речке Красненькой, так называемая «Дача Левендаль» («Долина Льва») – это мыза, принадлежавшая обер-шталмейстеру Льву Александровичу Нарышкину, но почему-то ее называли не Левендаль, а Га-га современники, такое забавное название. И вот тот же Пыляев пишет, что этот прекрасный сад, со всеми затеями прихотливого вельможи, от дороги шел до взморья. Надо сказать, что сад этот был не просто сад, а был сад, открытый для публики и при входе в него висела доска с приглашением всех городских жителей воспользоваться свежим воздухом и прогулкой в саду «для рассыпания мысли и соблюдения здоровья». Вот так вот. Сад был, конечно, в английском вкусе, со всякими затеями – ручейками, прудами, каскадами, там же были китайский домик, голландская хижина… Ну вот, и есть сведения, что имение Нарышкина часто посещала Екатерина II. Как-то на берегу реки Красненькой, на лугу, она смотрела фейерверк, где была представлена огненная фигура богини Астреи, то есть самой Екатерины II.

В. Б.: Это всё пыляевские сведения?

Н. П.: Конечно, это все пыляевские сведения. Я склонна им верить вообще-то…

В. Б.: Хочется им верить, во всяком случае, красиво излагает.

Н. П.: Имения вдоль Петергофской дороги, как мы с вами уже знаем, делились, сливались, продавались. И вот интересно проследить владельцев того участка, где мы сейчас находимся – это близ дома Стачек, 158.

В. Б.: Тут тот самый Кировский жилгородок, 158, 160, 162 и так далее и тому подобное…

Н. П.: Так вот, Стачек, 158 – это основное здание этого комплекса и когда-то этим участком владел Иван Михайлович Головин – в петровские времена. От Головина перешло это имение к первому сыну и ко второму сыну, т.е. западный участок и восточный участок. А потом оба участка (и западный и восточный) купил известный вельможа екатерининского времени Сиверс. Он же прикупил часть соседнего имения Апраксина. И вот здесь, на этом месте, был возведен дворец. Дворец построен был Бартоломео Растрелли в модном тогда духе барокко. Ну и, конечно, окружал его роскошный парк. Далее имение перешло к дочери Сиверса, а в 1779 г. его покупает «великолепный князь Тавриды» Григорий Потемкин. Владел он им всего два года и есть мнение, что именно в это время была произведена перестройка растреллиевского дворца, но я вообще не думаю, что за два года здесь успели что-то сделать. Надо сказать, что вот по документам Екатерина II купила у Потёмкина этот дворец в казну и подарила его Остерману, и подарила ему 10 000 рублей непосредственно на перестройку дома. Видимо, в это время как раз вот барочное строение было перестроено в модном классицистическом духе. Автор этой перестройки до сих пор неизвестен. По некоторым сведениям, возможно, это Старов, но только возможно. Потом имение перешло к князьям Щербатовым. Вот в 1828 году здесь, на этом месте, была основана больница «Всех скорбящих» ─ больница для умалишенных. Попечитель больницы Джон Венинг – известный филантроп, предложил купить дом на 11-й версте Петергофской дороги – бывший дом Сиверса, бывшее имение князей Щербатовых. Он говорил так, что все здания признаются известнейшими медиками «весьма удобными для упомянутого заведения». И вот началась очередная, уже третья перестройка. По распоряжению императрицы Марии Федоровны особняк был перестроен архитектором сначала Д. Квадри по плану лейб-медика Рюля, а потом взялся Петр Сергеевич Плавов. Плавов вообще очень много строил для ведомства императрицы Марии.

И вот если мы сейчас рассмотрим то, что у нас осталось – это сейчас называется Кировским жилгородком, то вот здание Стачек, 158 – это то самое растреллиевское здание, перестроенное предположительно Старовым, а потом уже флигели были построены Квадри, а потом расширены Плавовым.

В эти 50-е годы, уже после войны, здесь проводили реконструкцию архитекторы Л.Л. Шретер и Ю.А. Визенталь.

На месте парадного зала, как раз по центру, Плавов устроил церковь – церковь Божией Матери всех скорбящих. Это была двусветная церковь, освящена она была в 1832 году, тогда, собственно говоря, и началась история больницы. Ну, Плавову удалось сохранить люстру от старых владельцев, ввести ее в интерьер церкви, а над главным входом тогда была колокольня с пятью колоколами. Рядом он еще построил дома: Стачек, 144 – это корпус для неизлечимо больных; Стачек, 160 ‒ это дом для служащих больницы. Ну, вот в этот комплекс входят другие дома – Стачек, 156 – это дом, построенный во второй половине XIX века, но уже сильно перестроенный в 50-е годы. И совершенно как бы новые дома – это 140, 142, 172 по Стачек и в 50-е годы для рабочих Кировского завода те же архитекторы Шредер и Визенталь построили дома как бы в духе «сталинского классицизма».

Давайте все-таки вернемся к истории больницы. Больница была несколько необычная – это была казенная больница на 280 человек, но тем не менее она считалась очень приличной: на каждого больного был свой служитель. И вот в ноябре 1852 года в этой больнице умер Павел Андреевич Федотов, один из наших самых известных художников XIX века, автор «Вдовушки», «Сватовства майора», «Анкор, еще анкор», ну и других картин. Кстати, Николай I, узнав о болезни Федотова, лично выделил довольно крупную сумму на лечение художника. Но ничего не помогло и вот 13 ноября 1852 года Федотов здесь умер. Вот такая грустная история, связанная с этой больницей. Думаю, что вот этот самый дом Стачек, 144 ‒ корпус для неизлечимо больных, наверно, вот там и умер как раз Федотов. После революции существовала эта больница и даже получила имя швейцарского психиатра Августа Фореля, и с тех пор ее очень долго называли «больницей Фореля». Кстати, вот интересные такие вот гримасы топонимики: вот вы знаете, что соседнее место называлось Ульянка по легенде, что некая Ульяна держала трактир, так вот, после того, как эта больница получила название Фореля, в легенду стало добавляться: «… и она ловила форель и подавала какую-то особенную форель».

В. Б.: В Швейцарии ловила форель…

Н. П.: Неизвестно где, но, во всяком случае, по имени швейцарского психиатра Фореля, она стала просто Форелью. Я даже помню, как водитель трамвая все время объявлял: «Следующая остановка – Форель». Вот так вот. Ну, потом была война и здесь был командный пункт ряда воинских частей, конечно, разрушено все до основания и после войны в 50-е годы это место стали называть Кировским жилгородком, то есть все эти дома были отданы и приспособлены под жилье рабочих Кировского завода. Вообще многое здесь строилось из средств завода и на субботники выходили люди, ну, они, в конце концов строили себе дома.

В. Б.: Здесь же находится, среди этих домов Кировского жилгородка и ДК «Кировец».

Н. П.: Да, ДК «Кировец» - это то самое главное здание, тот самый Растрелли, Плавов и так далее. Мы говорили о разных ипостасях Дачного. Действительно, Дачное было когда-то дачным районом, но, опять-таки город очень быстро к нему подобрался, он стал рабочей окраиной. Этот район, и, естественно, дачники перебрались подальше, воздух не тот. И потом, в наше время уже Дачное заслужило такую печальную славу «Ленинградских Черемушек», т.е. здесь стали строить эти пятиэтажные панельные дома, знаменитые «хрущобы», которые в свое время были, может быть, уместны, а сейчас, конечно, источник головной боли и для города и для тех, кто там живет.

В. Б.: Но бóльшая часть Дачного застроена именно этими «хрущевками»?

Н. П.: Да, это те самые «хрущобы». Ну и вообще, этот район – Дачное, казалось бы, ничем особенно не примечателен и я не думаю, что он может вызвать вдохновение какое-то у поэта, скажем…

В. Б.: Но мы стоим на самом примечательном все-таки месте…

Н. П.: Но тем не менее, вот поэт Елена Шаляпина – она написала стихотворение о своем родном месте – Дачном.

В. Б.: Ну, я думаю, что нам надо покидать Дачное, вторую родину тысяч и тысяч живущих здесь сегодня петербуржцев. На сегодня все. Виктор Бузинов, «Прогулки по Петербургу».

Расшифровка: Галина Иванова.