Ну что ж, сегодня мы завершим наш рассказ об Александровском саде. К началу XX века сад несколько утратил свой былой облик и традиции. Он еще сохранял чугунные скамьи и сетчатую решетку работы архитектора Мерца, но уже не использовались по назначению посыпанные красным песком дорожки для конных прогулок, да и аллеи стали слишком тенистыми для вечерних променадов. Во всяком случае, не собиралась уже на бывшем Адмиралтейском бульваре, чтобы гулять там на просторе, петербургская знать. Она проложила для себя новый маршрут вблизи Адмиралтейского сада – по Большой Морской. Там и совершалось ритуальное священнодействие, о котором столь красочно написал в своей книге воспоминаний «Шум времени» Осип Мандельштам...
Ну что ж, сегодня мы завершим наш рассказ об Александровском саде. К началу XX века сад несколько утратил свой былой облик и традиции. Он еще сохранял чугунные скамьи и сетчатую решетку работы архитектора Мерца, но уже не использовались по назначению посыпанные красным песком дорожки для конных прогулок, да и аллеи стали слишком тенистыми для вечерних променадов. Во всяком случае, не собиралась уже на бывшем Адмиралтейском бульваре, чтобы гулять там на просторе, петербургская знать. Она проложила для себя новый маршрут вблизи Адмиралтейского сада – по Большой Морской. Там и совершалось ритуальное священнодействие, о котором столь красочно написал в своей книге воспоминаний «Шум времени» Осип Мандельштам: «Ежедневно часам к пяти происходило гулянье на Большой Морской – от Гороховой до арки Генерального штаба. Все, что было в городе праздного и вылощенного, неизменно двигалось туда и обратно по тротуарам, раскланиваясь: звяк шпор, французская и английская речь, живая выставка английского магазина и жокей-клуба. Сюда же бонны и гувернантки приводили детей: вздохнуть и сравнить с Елисейскими полями».
А за Александровский сад взялись уже в 20-е годы XX века, после того как он странным образом, не взирая на окружавшие его бывшие аристократические районы, почему-то переименован был в сад Трудящихся. Тогда же здесь и прорубили те самые намеченные еще в 1911-м году просеки, открывающие вид на башню Адмиралтейства. Это было время, когда по праздничным дням на Дворцовую площадь стекались тысячные толпы. Сама площадь называлась площадью Урицкого, Зимний дворец – дворцом Искусств, россиевская арка – аркой Красной Армии, Невский проспект – проспектом 25-го Октября, а Адмиралтейский проспект – проспектом большевика Семена Рошаля. Тогда еще движение демонстраций через вышеупомянутую площадь Урицкого не было столь отлажено, как в последующие десятилетия советской власти, и, оказывается, площадь эта в ее старой планировке очень мешала трудящимся отмечать памятные дни 1 мая и 7 ноября (слова эти я цитирую по статье, опубликованной в 4-м номере журнала «Вопросы коммунального хозяйства» за 1930-й год). «До сего времени, - говорится далее в статье, напечатанной в этом журнале, - только прибывая на площадь, колонны районов соединялись, чтобы пройти стройными рядами мимо трибун, и сразу же расходились. С другой стороны, шагая по булыжникам и по лужам, каждый, естественно, начинал смотреть под ноги, обходить лужи и тем расстраивать колонны. Несомненно, что самый торжественный момент подхода стройных колонн к трибуне следует продлить по возможности долгое время, чтобы масса почувствовала значение данного момента. А по сему, чтобы создать удобный путь для демонстрантов, следует обратить внимание на бывший Александровский сад, и так как сад этот не имеет как сад ни исторического, ни художественного значения, заняться его перепланировкой, особенно в той части, которая находится против всего главного фасада Адмиралтейства». В заключение авторы статьи предлагали прорубить через сад две новые аллеи. Ширину аллей предполагалось сделать 12,5 метров, чтобы как раз вмещали они в себя колонны демонстрантов по 10 человек в ряд. «А, кроме того, по всему новому полукилометровому пути к площади, на которой уже издали хорошо будет различима трибуна у Александровской колонны, следовало бы на газонах между аллеями установить ряд бюстов общественных, политических деятелей, деятелей культуры и искусства, а также памятные доски из металла и камня, где будут высечены разные изречения. Они не нарушат общей гармонии, а окажутся, наоборот, на своем месте, служа одновременно процессиям, экскурсиям и гуляющим». Это цитата все из того же журнала «Вопросы коммунального хозяйства».
Но этим смелым мечтам-фантазиям большевиков не суждено было сбыться. Во всяком случае, сбыться полностью. В 1931 году действительно проводились работы по перепланировке сада: были проложены и дорожки, связывающие между собой Дворцовую и Сенатскую площади, но ничего столь глобального, за что ратовал журнал, так и не произошло. Это подтверждает и сохранявшаяся до послевоенных лет решетка сада, которую тоже предлагалось снести, дабы не мешала она следовать по прямому пути стройными рядами. Впрочем, может быть, я ошибаюсь, и ходили когда-то демонстранты через Александровский сад, но никаких данных на этот счет я не обнаружил.
А вспомнилась мне эта история давней поры лишь потому, что она (правда, в несколько ином варианте) чуть не повторилась в годы перестройки. Речь идет о так называемой адмиральской аллее, которую возжелала устроить в Александровском саду группа питерских архитекторов и скульпторов. На дворе был 1996 год, город готовился к 300-летию российского флота, когда появился для обозрения эскизный проект и даже макет этой аллеи. По замыслу творцов, перед главным входом в Адмиралтейство, потеснив Гоголя, Лермонтова и Глинку, должны были встать бюсты известных российских адмиралов, кажется, в количестве двадцати персон. Имен адмиралов я называть не буду, дабы еще раз не тревожить светлую память о них. Скажу лишь, идея «поселить» их в Александровском саду была неразрывна с более масштабным замыслом – превратить соседствующую с Адмиралтейством часть сада в некий военно-морской мемориал.
Но началось обсуждение проекта и, как и следовало ожидать, горожане стеной встали на защиту того своеобразного, в меру строгого и в меру романтичного Александровского сада, каким он был задуман однажды известным петербургским ботаником Эдуардом Регелем. Словом, от проекта очередного переустройства сада и на этот раз городские власти отказались.
Вообще этому зеленому оазису в центре города «везло» на всяческое увековечивание. Уже после того, как он был назван садом Трудящихся, в 1936 году последовало его новое насильственное переименование, на этот раз в сад имени Горького. Обосновывалось это тем, что Алексей Максимович был тесно связан с трудящимся людом, даже был свидетелем расстрела рабочих на Дворцовой площади 9 января 1905 года. С той поры сад стали называть по-разному: и сад имени Горького, и сад Трудящихся имени Горького, иногда, правда, при этом слово «трудящихся» писалось с маленькой буквы.
Коль мы упомянули печальный день 9 января 1905 года, следовало бы вспомнить и о другом, на сей раз радостном событии, которое произошло у решетки Александровского сада 16 сентября 1907 года. Именно в этот день с остановки, что располагалась в самом начале Адмиралтейского проспекта, рядом с Дворцовой площадью, отправился в первый рейс петербургский трамвай. Его маршрут пролегал на Васильевский через Благовещенскую площадь и Николаевский мост. Но прежде, чем раздался первый сообщающий об отправлении вагона звонок, на фоне Адмиралтейства состоялась торжественная церемония открытия трамвайного движения и в разбитом здесь же шатре отслужили молебен и освятили новый для Питера транспорт. Сегодня об остановке, от которой побежал первый в нашем городе трамвай, напоминают лишь вкрапление в тротуар двух полосок рельсов и старой булыжной кладки. Наверное, мог бы здесь быть какой-нибудь знак, памятная доска, а то и одна из модных сегодня малых скульптур - например, вагоновожатый начала прошлого века… Но вообще-то не стоило бы отмечать это место никакими славящими его знаками внимания: все-таки скорбное оно, кровавое – здесь гибли люди не только в 1905 году, но и в 1943-м. Мой хороший знакомый, уважаемый в городе человек Владимир Давыдович Малаховский рассказывал мне, что мальчишкой в блокаду был свидетелем того, как у решетки сада вражеский снаряд попал в один из вагонов спустившегося с Дворцового моста трамвая. Погибло несколько человек, пожарники положили их рядком на мостовую, множество раненных увезли в больницу. А то, что осталось в одном из вагонов – жуткое месиво человеческой плоти, зарыли прямо здесь – в выглядывающем на Невский уголке сада.
Да, Александровский сад и по сей день хранит в своей земле память о ленинградской блокаде. Это, прежде всего, сотни осколков от снарядов и бомб, ведь во время войны под кронами дубов и каштанов находились огневые позиции наших зениток, и враг планомерно наносил удары по этой территории. Множество деревьев пострадало тогда от бомбежек и артобстрелов, но ни одно из них не было срублено на дрова зимой 42-го замерзающими горожанами. И если уж следовало бы что-то увековечить здесь, в Александровском саду, так это память о пережитом в блокаду. Пусть это будет огромный куст сирени или жасмина, посаженный однажды в памятный день 8 сентября стариками-блокадниками. И не надо ни особых знаков, ни табличек с напоминанием по какому поводу сей куст был посажен. Пусть окружит его, как и царский дуб, низкая оградка, и родится легенда об этом кусте, которой суждено будет жить очень и очень долго. Ведь Александровский сад и сам – легенда, в которой сплелись великое и низкое, светлое и кровавое, мудрое и слегка легкомысленное. Но тем и славен он, и дорог нашему сердцу.
На этом я завершу чтение фрагментов из своей новой книги «Дворцовая площадь. Неформальный путеводитель». Книга эта уже поступила в продажу. Всего доброго. Виктор Бузинов. Прогулки по Петербургу.
Расшифровка: Сергей Кочетков.
